этот неловкий момент когда тебе ставят практику на работе НА ЦЕЛУЮ НЕДЕЛЮ ВЕЧЕРОМ
а не утром так как ты и записывал и у тебя универ вообщето
потому что твоё инструктор
который работает уже 2 год и вообще охуенный
УЧИТСЯ В 11 КЛАССЕ
И НУ НЕ БУДЕТ ЖЕ ОН РАДИ НАС УРОКИ ПРОГУЛИВАТЬ
ЧТО
ЗА
???????????????????!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!

@темы: Личная Трикстерская

---

сейчас я поработаю 8 часов и ночью буду в сети
да
:С

---

ХОУЛИ Щ

@темы: фендомы, ОТР, арт, БЕЗУМИЕ И ВАКХАНАЛИИ, слеш

---

Ребят очень рекомендую
просто конфетка С:

11.03.2014 в 15:44

Пишет  WTF The Walking Dead 2014:

Название: And There Was Snow
Автор: WTF The Walking Dead 2014
Бета: WTF The Walking Dead 2014, анонимный доброжелатель
Пейринг: Дэрил Диксон / Рик Граймс
Категория: пре-слэш
Жанр: драма, дарк, романс
Рейтинг: PG-13
Предупреждения: АУ-другой апокалипсис, сверхъестественные способности, сомнительные моральные установки, смерти второстепенных оригинальных персонажей, сюр
Краткое содержание: Спустя три века после прихода Зимы снег все еще идет.
Примечание 1: если вам показалось, что вы видите отсылку к чему-либо — вам не показалось
Примечание 2: при наведении курсора на подчёркнутое слово
Размещение: после деанона с разрешения автора.

Was a long and dark December
From the rooftops I remember
There was snow
White snow

Clearly I remember
From the windows they were watching
While we froze down below

Coldplay — “Violet Hill”

Рик нигде и никогда не видел столько книг, сколько было у его матери. Она конечно научила его читать, но он всегда больше любил слушать ее рассказы. Может быть, это были лишь сказки, и в них все выглядело по-другому. Возможно, того времени — времени без снега, когда Зима регулярно сменялась другими сезонами, а люди жили в больших городах, не было и вовсе. Спустя три столетия никто уже не знает, что тогда произошло на самом деле. И все же эти истории — единственное, что он желал бы сохранить в памяти.

Мать часто рассказывала ему о конце света, которым на самом деле ничего не закончилось. Все произошло одним декабрьским вечером. Тяжелый, плотный снег, выпавший даже на юге страны, парализовал движение в городах. Раздраженные жители в предпраздничной суете жаловались, кляли небывалую непогоду и были вынуждены бросать машины и идти дальше пешком. Витрины магазинов, как и каждый год на Рождество, сверкали гирляндами и переливались разноцветными огоньками.

На следующее утро газеты писали об аномалии, приводили слова экспертов и выражали надежду, что ненастью не удастся испортить всем настроение. Впрочем, никто, в первые дни сильно не волновался — когда же еще быть снегу, если не зимой? Но на всякий случай метеорологи скорректировали прогноз: снег продлится до конца недели. Будьте внимательны и одевайтесь теплее.

Когда от выпавшего снега уже обрушивались крыши домов, тревожный тон сменился истерией. Холод пришел немного позже, но вопреки всем законам природы снег так и не прекратился. Паника, которую невозможно было подавить, захлестнула всех, ни о каких праздниках не шло уже и речи. Угроза голода только ухудшила положение: продукты, теплые вещи, вода и спички закончились во всех магазинах почти сразу после объявления эвакуации.

Рик сам видел фотографии в рассыпавшейся от старости газете: занесенные снегом здания, уже не такие высокие из-за огромных сугробов, люди, вылезавшие из окон — ведь все нижние этажи завалило. Одни ждали, что рано или поздно весна все же придет, но их надеждам не суждено было сбыться. Другие пережидали бурю в убежищах, явно не рассчитанных на подобные катастрофы. Но чем глубже ты прячешься, тем больше вероятность никогда не добраться до поверхности.Тем, кто рискнул остаться наверху, тоже пришлось несладко, но они хотя бы спаслись от неизбежного удушья в подземной могиле.

Cнежное покрывало над городами совсем не походило на тот рождественский снег — сказочную метель в стеклянном шаре, которую все так ждали. А холод уносил все больше жизней. Каждый десятый, каждый пятый, каждый третий. И если бы Рику нужно было подобрать всего одно слово, точно и полно описывающее происходящее, он бы не произнес — такие вещи лучше не называть своими именами, чтобы не накликать — не решился сказать вслух, но подумал: погребение.

Рик, слышавший эти истории много раз, все равно каждый вечер просил мать рассказать что-нибудь ещё. Разоренные магазины, брошенные автомобили — сложнее всего было представить, что когда-то люди не были вынуждены постоянно спасаться от неминуемой гибели в снегу.

Позже он начал читать книги сам. И все больше думал о том, как все они, должно быть, выглядели бы в глазах предков: как суеверные варвары, откатившиеся в своем развитии чуть ли не к Средневековью. Сейчас те, кто жил рядом, были друг для друга опорой. Семьей. Стаей.

Должно быть, тогда выжившие были почти мертвецами — голодные и замерзшие, потерявшие близких. Снег со временем шел все реже, и холода стали переносимыми, с короткими оттепелями, во время которых сквозь тучи можно было угадать местоположение солнца. Через пару лет природа сменила гнев на милость, но и этого времени хватило, чтобы уничтожить почти все, что существовало, двигалось, дышало. Спаслись немногие.

И возможно, что именно тогда у некоторых начали проявляться способности — подарок от природы, прогневавшейся на своих нерадивых детей, но позже смягчившей свою ярость. Сначала это были редкие, единичные случаи. Почти незаметное отличие от остальных: предчувствие изменений в погоде, развитая интуиция, умение расположить к себе любого собеседника.

Но со временем стали появляться и другие: телепатия, пирокинез, левитация. Никто не хочет, чтобы его мысли оказались известны другому, мало кто не испытывает страха перед огнем. Одни скрывали свои способности, другие же сами не подозревали о них до определенного момента, но были и те, чьи способности не подчинялись своим обладателям, проявляясь стихийно и угрожая окружающим.

И если в глазах природы дар был шансом выжить, то в реальности его обладатели становились изгоями. Выродками, которых изгоняли за порог. Одиночками, на которых охотились. Ведь тот, кто наделен особыми способностями, тот, кто отличается, может быть опасен.

Спустя три века после прихода Зимы снег все еще идет. Не так часто и сильно, как тогда, конечно, но самые холодные и страшные ночи до сих пор уносят с собой жизни. Выжившие — выживающие — охотятся на животных, но все равно приходится делать запасы на случай продолжительных снежных бурь. Запирайте двери и жгите костры. Не выходите наружу. Держите любимых так близко, как только можно. Берегитесь. Все это Рик знает наизусть.

Никто не решается выходить из своего убежища в непогоду. Буря не щадит, и некому рассказать о том, сладко ли спится под снежным покрывалом, но Рик легко может представить себе такую смерть: снег не дает дышать, залепляет глаза и ноздри, а лед забирает тепло и впивается в тело даже сквозь слой меховой одежды. Нет более легкой смерти: нужно только остановиться.

* * *

В четырнадцать Дэрила все еще не считают достаточно взрослым для участия в охоте вместе со всеми. Раз за разом Мерл уходит в лес без него, а возвращаясь, сбрасывает добычу с плеча и протягивает большой охотничий нож, который всегда висит у него на поясе, говоря с ухмылкой: «Только не порежься». И забирает его сразу, как только Дэрил сделает свою часть работы. Как будто свежевание кроликов — это единственное, на что он годится. Дэрил уже давно не ребенок — словно можно остаться ребенком к четырнадцати, если видишь все, что происходит в их лагере. Он злится, но ждет.

В один из тихих бесснежных вечеров Мерл, вернувшийся всего за пару часов до этого, зовет его во двор, обещая показать что-то небывалое. Неподалеку от дома Одноглазого невысокая насыпь, которой раньше не было, а рядом с ней в землю вбит столб. Настоящих оттепелей не случалось уже очень давно, и Дэрил удивляется, зачем нужно было тратить столько сил на вколачивание столба в стылую почву.

А потом он переводит взгляд на прибитое к столбу железное кольцо и тянущуюся от него цепь. Цепь, которая обвивается вокруг лодыжки молодой женщины. Та поджимает ногу под себя. Ей не просто больно, наверняка она потеряет ногу от обморожения — кожу защищает только тонкая ткань, железо не нагревается от человеческого тепла, а наоборот отводит его. Ей не больше двадцати, она лежит в грязи и снегу почти без одежды и прижимается щекой к насыпи.

— Познакомься с Мари, братишка, — говорит Мерл.

Потом кивает на насыпь, скалясь:

— Мужик там лежит ее. Один из наших. Мартин. Ты помнишь Мартина, Дэрил? Хотел сбежать с этой девчонкой. Так и не попрощался. — Мерл цокает языком и неодобрительно качает головой. — Нельзя так со своими.

Дэрил помнит Мартина — невысокого и светловолосого парня, его часто брал его с собой на охоту Мерл. Мартин исчез как только получил приказ от Одноглазого. На настоящую охоту отправляют самых проверенных, но тогда они ошиблись. Мари не была ни особо опасной, ни выделяющейся среди десятков других, но чем-то смогла околдовать парня. И неважно, был ли это настоящий дар или женские чары.

— И вот теперь она лежит в его ногах, прижимаясь брюхом, как сторожевая собака. Хотел ли он, чтобы все так закончилось?

Мерл ненадолго замолкает, словно раздумывая над собственным вопросом.

— А ведь сам был из этих, — продолжает он. — Мог залечить что угодно, любую рану. Но выбрал чужую девку, предал нас, а цена такому — смерть.

Хищное выражение искажает черты его брата, и Дэрил больше не видит в нем человека — только зверя, учуявшего кровь.

— Брось ей это, — говорит ему Мерл, доставая из ведра, стоящего рядом, кость, из тех, что были оставлены для собак, и протягивает ее Дэрилу. И Дэрил не находит в себе сил, чтобы ослушаться, но отворачивается, чтобы не смотреть. Не видеть, как она обреченно поднимает кость с земли и вгрызается в подмерзшее мясо зубами. Как не-человек.

— Как думаешь, почему она так убивается? — снова подает голос Мерл. — Если бы попали в нее, он бы вылечил свою бесполезную сучку. Но он сглупил. Закрыл собой.


Мерл уводит его только когда Мари догрызает кость и снова ложится на землю. Дэрил старается не оглядываться.

Тем же вечером за ужином Мерл спрашивает его, проглатывая очередной кусок:

— Ты все понял, братишка?

С его пальцев стекает жир. Брат пьян и неопасен, но у Дэрила что-то дрожит в груди от его тона. Он кивает.


— Какой у тебя дар, Мари? — той же ночью спрашивает Дэрил у темноты, смаргивая слезы. И больше не плачет уже никогда.

Когда он закрывает глаза, то оказывается там — на насыпанном недавно кургане, и земля под его ногами еще очень рыхлая, как будто ее копали только что. Снег залепляет глаза.


Мари в его сне смотрит прямо на него, но ее глаза пусты. Она, покачиваясь, встает, откидывает голову назад, прижимается лопатками к столбу. И тут же вспыхивает, как факел, как сухая солома, к которой поднесли спичку. Мари в его сне сгорает дотла, и пепел — ее пепел — смешивается со снегом. Но Дэрил не чувствует ни запаха горелой плоти, ни жара костра — только пронизывающий холод.

(Она на самом деле умирает той ночью, застреленная, как бродячая собака. Одноглазый, проходя мимо нее, морщится и кивает Мерлу. Возможно, они даже считают, что поступили милосердно.)

* * *

Теперь, спустя много лет, Дэрил ходит на охоту в полном одиночестве, хоть это и запрещено правилами. Но он приносит столько добычи, что никто даже не думает соваться с упреками.

Вечером, когда все греются у очага в доме Главного, Мерл салютует ему кружкой с горячим пойлом, которое он предпочитает любой другой выпивке, и Дэрил нехотя садится рядом с братом, так близко к огню, что языки пламени лижут подошвы ботинок.

Одноглазый у противоположной стены окружен другими охотниками, Дэрил бросает взгляд в ту сторону, а потом спрашивает Мерла:

— Ты знаешь его имя?

— Его?

— Главного.

— Его зовут Одноглазый.

— Настоящее имя.

Уставившись на горящие поленья, Мерл молчит так долго, что Дэрил уже не ждет ответа, но потом неожиданно тот тихо говорит:

— Когда Одноглазый смотрит в небо, то видит двух воронов, кружащих над его головой.

Дэрил непонимающе хмурится, а Мерл продолжает:

— За ним всегда остаются следы. Одни человеческие...

Он придвигается ближе, неожиданно трезвый и слишком серьезный, и Дэрил против своей воли склоняется к нему, чтобы услышать:

—..а другие — волчьи.

Мерл замолкает, подмигивает чему-то в огне и ухмыляется перед тем, как сделать глоток из кружки. В его глазах полыхает пламя, и невозможно понять, верит ли он сам в то, что говорит.

Но Дэрил знает: кем бы Одноглазый себя ни мнил, кем бы его ни считали, он всего лишь человек.

* * *

На самом деле Одноглазый слаб: он никогда не расстается с оружием, постоянно вертит в руках нож либо пистолет. Дэрил думает, что один на один легко бы с ним справился, ведь все знают с детства: нельзя демонстрировать свое оружие. Нельзя поворачиваться спиной и выдавать свою манеру боя. Нельзя доверять, но нельзя и показывать недоверие к своим людям — за слабым никто не пойдет. Сперва кажется, что этих правил слишком много, но если не хочешь, чтобы тебя разорвала собственная стая, то поневоле научишься им следовать.

Дэрил уже давно не считает группу ничем иным кроме стаи, и в этом — вся суть его отношения к другим. У каждого из них своя роль: хозяйство и дети на женщинах, охота и защита своей земли на мужчинах, и если на общие собрания женщин пускают беспрекословно, то в доме Главного все решают мужчины.

Зима и не думает уходить, и они нужны друг другу. Но уже очень давно, еще несколько поколений назад, они перестали быть людьми. Инстинкты обострились с приходом конца. В том, что сейчас всего лишь затишье перед бурей, Дэрил не сомневается. И то, что их еще ожидает, нельзя пережить в одиночку.

Когда Одноглазый, обращаясь к Дэрилу не с просьбой, но с приказом, в очередной раз произносит: «колдовство», «страшный дар», в его словах — приговор, но Дэрил знает: дар — это неизбежность. Они выбрали не ту сторону, и природа рано или поздно сотрет их с лица Земли.

— Приведи этого человека ко мне, — говорит ему Главный. — Живым или мертвым.

Мать, которую Дэрил почти не помнит, о которой Мерл отказывается вспоминать, умершая во время короткой оттепели тридцать лет назад, когда-то рассказывала ему сказку, рожденную задолго до Зимы. О вырванном оленьем сердце вместо человеческого и охотнике, которого сгубило милосердие. Когда он слышит приказ, что-то откликается в его памяти: «Приведи ко мне. Живым. Или мертвым».

Дэрил надеется, что тот, кого он ищет, бежит достаточно быстро, чтобы не попасться. Кем бы он ни был.

* * *

Иногда — очень редко, но такое все же случается — Дэрил почти желает получить дар.

Не опасные способности — они не приносят счастья своим обладателям, Дэрил знает об этом, как никто другой, ведь именно его отправляют выслеживать таких людей. И только Главный решает, нужны они живыми или мертвыми. Дэрил не занимается их уничтожением — для этого существуют другие, такие, как Мерл, хладнокровные и связанные обязательствами. Одноглазый не станет доверять ему, как его брату, никогда. Ведь даже в стае все решает личная преданность.

Дэрилу также не нужны ни скорость, ни меткость — на охоте ему нет равных и без этого. Он хочет то, что будет принадлежать только ему, то, чем не придется делиться с остальными.

«Если бы я не знал, тебя с самого детства, решил бы, что ты один из этих уродов, — признается ему как-то раз пьяный Мерл, еле ворочая заплетающимся языком. — Находишь все, что захочешь». Мерл смеется, но роняет голову на грудь, тут же вырубившись, так что Дэрилу не приходится отвечать.

«Удачливый сукин сын», — говорил ему один из дружков Мерла, нашедший его и с трудом дотащивший до убежища, в то время, как Дэрил, заходясь, почти выкашливал свои легкие. Тогда его избили и бросили подыхать в снегу свои же: он увидел то, что не было предназначено для чужих глаз, и рассказал Мерлу. И даже если виновников наказали, легче Дэрилу от этого не стало.

Удачливый ублюдок, который находит то, что хочет. Если бы только это было правдой. («Поскорее бы ты нашел свою смерть», — частенько говорил ему мертвецки пьяный отец. От него отчетливо пахло грязным, давно не мытым телом, болезнью и слабостью.)

По мере взросления Дэрил учился видеть то, на что другие не обращают внимания, и со временем стал охотником, ищейкой («Наводчиком, — говорит голос в его голове, который никак не желает умолкнуть. — Признай это. Ты же знаешь, что происходит с теми, кого ты выслеживаешь».)

Мужчины не смеют его трогать, женщины смотрят с восхищением: добытчик, охотник, защитник. Долбаный герой. Только вот никто не хотел бы оказаться на его месте.

* * *

Рик узнает о своем даре в шестнадцать, совершенно случайно. Он никогда бы и не подумал благодарить за это Джо, но в, конце-то концов, все происходит именно из-за него. Лучше уж знать такое о себе заранее, до того, как за тобой придут.

Когда мать кашляла, пытаясь спрятать окровавленный носовой платок в рукаве, и буквально выталкивала его из дома, отправляя на общее собрание, Рик упирался до последнего. Но через какое-то время все же подчинился ее мольбам и ушел, пообещав вернуться как можно раньше и напоследок поцеловав в пылающую лихорадочным жаром щеку.

Когда он заходит в общий дом, его место у очага уже занято. Там, вальяжно развалившись, сидит и и ухмыляется, глядя прямо в глаза Рику, Джо. Бросает вызов. Рик бы ответил ему с превеликим удовольствием, он бы и правда этого хотел, но у него дома осталась больная мать, и ему нужно вернуться вовремя. Поэтому он просто проходит мимо, едва удержавшись, чтобы не задеть Джо плечом, и садится за стол, на высокую и неудобную табуретку. До него доносятся обрывки разговоров — обычный подростковый треп. Далеко ли до следующей оттепели, скольким еще парням откажет Нэнси. Поправится ли она. Его мать.

Среди прочих Рик улавливает и голос Джо. «Она умрет, — произносит тот. — Вот увидите, чертова ведьма сдохнет. Не переживет и ночи». Джо обращается к кому-то другому, но смотрит на Рика, ждет только его реакции. Пьяно кривит рот в усмешке: «Это наказание. Вы же знаете. За дар надо платить».

Другие испуганно замолкают, не смеются вместе с Джо, но и не перечат ему. Они тоже боятся ее, Рик это знает. Винят ее в холоде, но как она может отвечать за то, что началось еще три века назад? Даже если охлаждала его горячий лоб во время болезней одним прикосновением. А оттепели — оттепели и раньше случались нечасто.

«Вспомни, Джо, — хочет сказать Рик, — она делала все, что могла, когда твоя сестра металась в бреду. Она...» Но Джо все еще смотрит на него и Рик не слышит, нет, он читает по губам: «Пусть горит в аду». И у Рика больше не остается слов. Он скребет пальцами по столу, стискивает зубы, машинально сжимает что-то в правой руке, чтобы не наброситься на Джо прямо здесь.

Тот неожиданно ахает, роняя кружку, которую держал до того в правой руке, а потом подносит ладонь почти вплотную к лицу. Из глубокого пореза льется кровь. Только тогда Рик переводит глаза на свою руку, судорожно сжимающую острый нож прямо за лезвие. На его ладони — точно такая же рана.

Теперь Джо смотрит на него с тем же страхом, что и на его мать. И Рик выпускает нож из рук. Поднимается. Идет к выходу, и с каждым шагом движется все быстрее. Выскочив за дверь, переходит на бег.

Дома его мать неподвижно лежит на меховом одеяле, под ее рукой — платок с кровью, который теперь уже не спрячешь, и последние силы Рика уходят на то, чтобы не закричать.

Он уходит через час, взяв только самое необходимое и платок матери. И не оглядывается. Порез на ладони горит и медленно затягивается, но Рик не обращает на него внимания.

* * *

Когда значительно позже Рик встречает Лори, он ничего ей не рассказывает.

Она похожа на его мать внешне — высокая и худая, с длинными темными волосами и карими глазами — но не характером. Лори жила с большой группой, ее опекали, ей не приходилось прятаться от своих же или голодать. Она смотрит на снег так, словно ждет, когда он растает, и не бережет ни пищу, ни тепло.

Лори верит в то, что весна наступит, и Рик так и не может понять, почему она ушла с ним.

Рик оберегает ее, но этого оказывается недостаточно: она узнает обо всем через пару лет. Видит, как он резко втыкает нож себе куда-то под ребра, и человек, который до этого держал ее, выворачивая руки, падает, хватаясь за бок и крича. Из его раны хлещет кровь, но точно так же она хлещет и у Рика.

Лори широко распахивает глаза. Страх за него сменяют понимание и страх перед ним.

Лори, оступаясь, пятится к дверям — их поймали прямо дома, Рик не был готов — и напарывается на нож другого охотника. Она не кричит и не стонет. Просто оседает там, на пороге, хватаясь за дверной косяк. Но рука ее безвольно падает на пол. Так что Рик вгоняет в себя нож еще раз уже не для того, чтобы ее защитить.

Он чувствует погружение металла в плоть, каждый миллиметр. Вошедший падает у порога, навалившись на тело Лори. Рик не помнит, что происходит дальше — он приходит в себя только через какое-то время, уже очень далеко от их с Лори убежища, лежа в каком-то подобии глубокой норы. Не лечится и не зализывает раны, а только повторяет: «Я приношу несчастье».

Но подсознательное желание жить оказывается сильнее. Заставляет выкарабкиваться из могилы очень медленно, хоть он и сам не понимает, зачем. То, что убило двоих, почти отправило на тот свет и его. Почти. Иногда Рику сложно удержаться от соблазна проверить, сколько еще он способен вынести.

Каждую ночь Лори приходит к нему в кошмарах, прижимая к груди знакомый платок.

* * *

Сумерки опускаются еще раньше, чем обычно — по старым календарям сейчас как раз наступает зима. Хотя на самом деле она никуда не уходит круглый год на протяжении уже трех сотен лет. У Рика затекают ноги от сидения в засаде, и он пытается их разминать так, чтобы не выдать при этом своего местонахождения.

В последнее время приходится быть еще более осторожным, чем раньше — охотники наверняка ищут его уже очень давно. Не раз и не два ему приходилось прятаться в той самой норе, в которую он приполз полумертвым после смерти Лори. Она надежно скрыта от посторонних глаз, вряд ли ее обнаружат, но время от времени нужно выходить, чтобы охотиться, ведь запасов дичи не хватает надолго.

Когда на тропе появляется человек, Рик еще издалека по походке узнает в нем охотника. Тот движется очень плавно, и плотный снег не издает ни звука под его ногами. Внешне он спокоен и вряд ли чувствует чужое присутствие, но годами выработанная привычка не дает ему расслабиться полностью: одна рука постоянно тянется в висящему за спиной арбалету. Рик знает это ощущение: все мышцы напряжены, любое движение сразу отзывается во всем теле предвкушением опасности.

Незнакомец подходит достаточно близко, и Рик бросает взгляд на его поясной ремень. Нож и пистолет. Будь у того только арбалет, его можно было бы принять за обычного охотника. С таким оружием не ходят на зверя — мелким животным хватит и стрелы, против крупных нужно ружье. Пистолет же предназначен для человека.

Рик чувствует страх. Азарт. Но все перекрывает облегчение: кончено. Можно не бежать, а навечно остаться здесь — в снегу, заснуть и спать уже беспробудно. Он почти делает шаг навстречу, когда слышит других. Незнакомый охотник тоже останавливается и прислушивается. Они не с ним.

Трое вооруженных мужчин появляются почти бесшумно. Они из тех, что привыкли подкрадываться. Выжидать и окружать. О мирных намерениях не может быть и речи — никто не станет щадить одинокого незнакомца на своей территории, пусть даже и охотника, тем более не станут этого делать убийцы и грабители.

Рик уже видел таких и никогда не желал бы встречаться с ними снова. Он видит, как охотник оглядывается, оценивает свои силы против троих: не справиться.

Разбойники подходят все ближе, и Рик не выдерживает: встает в полный рост. У него нет оружия, и это похоже на самоубийство, но точно таким же самоубийством было решение выйти к охотнику.

И если выбирать, как уйти из жизни, он предпочтет поединок и смерть от ножа охотника тому, что сделали бы с ним разбойники или сама Зима. Так он хотя бы умрет достойно.

Рик встает к охотнику спиной и улавливает краем глаза кивок. Его поступок оценен. «Возможно, — думает Рик и беззвучно смеется над нелепостью идеи, — потом он даже будет милосерден». Не перережет глотку, а вонзит нож прямо в сердце, быстро и точно.

Разбойники нападают одновременно, и ничего удивительного в этом нет — странно ожидать благородства от такого сброда. И сразу становится понятно, что они совершили большую ошибку: охотник отталкивает от себя первого, ловит его на излете, потом прижимает к дереву второго, и вонзает нож ему в горло.

Третий оказывается самым быстрым, но Рику приходилось выживать в одиночестве, он знает, как и куда нужно бить, чтобы удары даже сквозь плотную меховую одежду были наиболее болезненными.

После того как охотник, морщась, вытирает нож об одежду первого, он подходит к Рику ближе. Смотрит на него и неожиданно протягивает руку, называя свое имя. Дэрил. Рик колеблется пару секунд, но потом пожимает ладонь. Кажется, он только что спас своего палача.

До того, как мать заболела, она часто рассказывала Рику о тех, кого ей довелось встретить — людях, обладавших способностями, и тех, кто ничем не отличался. Об одиночках и людях толпы, охотниках и лекарях, и о том, что иногда тот, кто не имеет дара, оказывается по-настоящему особенным.

Когда Рик смотрит на человека, который скорее всего послан за ним, то не видит в нем ненависти, присущей предыдущим охотникам, только осторожность и недоверие. Они молча оттаскивают тела в сторону и закрывают их ветками, а потом Дэрил снимает рукавицы и греет руки своим дыханием.

«Не знает», — понимает Рик. Ему удалось ничем себя не выдать, иначе лежал бы уже давно под ветками вместе с нападавшими. Еще есть возможность спастись, стоит только выхватить у Дэрила нож и полоснуть по груди, а потом прикончить его и снова зализывать свои раны в какой-нибудь норе.

Эта мысль мелькает в мозгу, но Рик уже знает, как поступит. Он показывает Дэрилу жестом: следуй за мной. И не чувствует страха.

Начинает идти снег, и когда они наконец сходят с тропы, на месте, где лежат тела, уже не остается никаких следов. Ветер за несколько минут усиливается настолько, что срывает даже плотно прилегающие к голове капюшоны.

Эта буря не похожа на те, что заканчиваются, толком не успев окрепнуть. Тем, кого она застигнет в пути, придется плохо.

* * *

Когда кто-то не возвращался с охоты, Дэрил почти всегда знал наверняка: причин этому может быть много, но главная и единственно решающая — одна. Неважно, провалился ли ты под лед, не справился ли с тем зверем, на которого охотился — критично лишь секундное замешательство, крошечный просчет. Не рассчитал, не заметил, не успел — и снег укутает тебя в свою пелену навсегда.

Поэтому когда неизвестный добровольно рискнул ради него жизнью, Дэрил принял его за сумасшедшего. Полностью помешавшегося.

Не то чтобы он не был благодарен, помощь не бывает лишней, и с троими ему было не справиться — он бы просто не успел, он охотник, а не боец — но когда все закончилось, и нападавшие остались лежать на снегу неподвижно, а другие не появились, Дэрил протянул незнакомцу руку, а сам в то время пристально смотрел ему в глаза, ища признаки сумасшествия.

Еще один закон, который ему вдолбил в голову Мерл еще в детстве: с безумцами нельзя иметь дело. Они непредсказуемы, это настоящее самоубийство.

Когда Рик — его зовут Рик, и Дэрил думает, что это имя подходит ему, как никакое другое — ведет его за собой, пригибаясь от ветра, он готов и к ловушке, и к приставленному к горлу ножу, но они приходят к ходу, скрытому сугробами и упавшим деревом.

Рик привел его к себе домой. Похоже, он и правда безумен.

* * *

У Рика под капюшоном оказываются отросшие вьющиеся волосы, и хоть он вряд ли старше Дэрила больше, чем на пару лет, в них уже есть несколько седых прядей.

Он снимает меховую куртку, стряхивая с нее снег и остается в шерстяной рубашке, гораздо более теплой, чем может показаться на первый взгляд. Зажигает костер в выложенном камнями грубом подобии очага. Дым выходит через небольшое, специально пробитое отверстие на потолке. На том, что было бы потолком, — поправляет себя Дэрил, если бы они находились сейчас в доме, а не в чертовой норе. Скорее всего, отверстие внутри похоже на длинный и узкий тоннель, ведущий в другую нору, где он разветвляется так, что дым рассеивается и выходит через естественные трещины в породе наружу, незаметно, не привлекая внимания.

Видимо, Рик нашел это место давно: здесь есть и шкуры, служащие теплой постелью даже в самый лютый холод, и запасы пищи, но на удивление почти нет оружия, только ружье, явно предназначенное для охоты на мелких животных.

Остаток вечера они проводят за поздним ужином. Дэрил делится той едой, которая у него оставалась, ведь Рику так и не удалось никого поймать. Они вместе режут мясо, засыпают в котелок оставшиеся еще с предыдущей оттепели травы, по очереди помешивая содержимое.

Если вначале каждый из них двигается с осторожностью, краем глаза следя за другим, то потом недоверие отступает, оставаясь на грани сознания отголосками нарушенных правил выживания. Ведь если бы они оба того хотели, то уже успели бы убить друг друга.

* * *

Если бы кто-то сказал Рику, что он станет жить в одной пещере с охотником, который возможно — наиболее вероятно — послан его убить, он бы ни за что не поверил. Но это происходит, и Дэрил остается в норе, во время короткого затишья бури уходит на охоту и возвращается через несколько часов, принося ровно столько добычи, чтобы ее хватало на двоих.

Им не нужно рассказывать друг другу свои истории: оружие и привычки Дэрила выдают в нем охотника, нора, в которой живет Рик, показывает, что он предпочитает одиночество. И все же Рик чувствует, что Дэрил более честен с ним — он не пытается отрицать, что занимается порой и грязной, и кровавой работой, но сам понятия не имеет, что может Рик. Чем он обладает и что он использует.

Когда тот узнает — а когда-нибудь это произойдёт в любом случае, ему придется сказать — Рик уверен, что ему не спастись. Но он и не желает. Невозможно дорожить такой жизнью, как у него: ни цели, ни будущего, только выживание изо дня в день. В конце концов, смерть от руки Дэрила будет не такой бессмысленной.

Буря не стихает в течение недели, и Рик в очередной раз удивляется, насколько ему комфортно находиться рядом с Дэрилом, даже несмотря на то, что они практически заперты в убежище вдвоем. Так не должно быть, он послан выследить Рика, загнать в угол. Но ощущение безопасности и доверия никуда не исчезает.

* * *

«Следуй своей природе», — сказал Мерл, когда Дэрил получил свой первый приказ от Главного. И раньше Дэрил следовал, шаг за шагом, день за днем, потому что знал, что делают с бешеными псами. («Их пристреливают, а мне бы не хотелось пускать тебе пулю в лоб, братишка».)

Дэрил все еще пытается возродить в себе это безразличие. Дикость. Покорность. Он повторяет правила, как ритуал, как гейсы. Не поворачиваться спиной. Никому не верить. Не смотреть в глаза.

Нарушь хотя бы одно («Нарушь, попробуй», — нашептывает ему Мари, его вечный и верный призрак.) — и смерть заберет тебя.

Теперь Дэрил нарушает их — так же, как раньше соблюдал — будто целенаправленно, одно за другим. Будто они больше не имеют над ним власти.

Они с Риком спят спиной к спине у тлеющих углей. Дэрил отдает Рику нож со своего пояса, просто вкладывая тому в руку.

Дэрил не видит ничего кроме глаз Рика, когда тот сидит у костра, и зачарованно идет прямо ему навстречу, и только за секунду до того, как шагнуть в огонь, одергивает себя.

В его снах горячие и сухие губы Рика касаются его щеки совсем рядом с его собственными. Дэрил чувствует себя льдом, внесенным в пламя, водой на раскаленных камнях, сухой травой в костре. Лезвием, настолько острым на краях, что режет без крови, веревкой, затянутой в узел так сильно, что не развязать. Тем, кем никогда не являлся, кем не был рожден. И целует Рика в ответ.

* * *

Когда Одноглазый отдавал приказ, он не требовал немедленного его выполнения — такие вопросы быстро не решаются, но время все равно выходит. Дэрил об этом знает — он это чувствует, так, будто где-то в его голове тикают часы. Нужно уходить, к тому же, буря стихает, через пару дней о ней будут напоминать только заметенные тропы. Но сказать, что он не хочет, почти физически не способен уйти — значит не сказать ничего.

Рик, похоже, тоже ждет, что Дэрил скоро уйдет на охоту, на настоящую охоту, и ни о чем не спрашивает.

Они приходят с наступлением сумерек, появляются бесшумно, когда Рик и Дэрил выходят в лес за ветками для очага. Как минимум одного, похожего на принюхивающегося пса, Дэрил знает: видел на собраниях сидящим за столом рядом с Мерлом, по правую руку от Главного. Остальные четверо скорее всего тоже отправлены по его следам. Это ли не кара небес за принятые решения и нарушенные правила?

В первые секунды он не понимает, что происходит: иногда на поиски человека с даром у него уходили не недели — месяцы, задержка из-за погоды уж точно не должна была стать поводом посылать сразу столько людей. Но потом тот, кто знаком с Мерлом, ухмыляется, указывая пистолетом на замершего на своем месте Рика и говорит: «Тебе опять повезло, нашел, хоть и почти не искал».

Дэрил не успевает ничего сказать, потому что в следующее мгновение в руке Рика появляется нож. И прежде чем кто-либо успевает понять, что происходит, Рик наносит себе несколько ударов. Плечо, грудь, живот, бедро. Разрезанная одежда мгновенно набрякает от крови.

Она не капает — льется на землю, и Рик почти сразу падает, как подкошенный, и нож — тот, который Дэрил сам ему вручил — остается в последней ране, самой страшной и глубокой на вид.

Все нападавшие лежат там же, где только что стояли, не успев и сдвинуться с места. Дэрил закончит с ними потом. Он осторожно перекладывает Рика на лапник, подстелив свою верхнюю куртку.

Дорога обратно, должно быть, занимает целую вечность. В убежище он бережно переносит Рика на шкуры. Тот мелко дрожит, и под руками Дэрила его кожа как будто горит, воспламеняется.

Рик успевает произнести «Я приношу несчастье», пытается поднять ослабевшую руку, чтобы прикоснуться к щеке Дэрила, но роняет её, приподняв всего на несколько сантиметров, и закрывает глаза.

Следующие часы для Дэрила пропитаны дикой, ослепляющей болью, которую он не может — не должен чувствовать, но она здесь, и она сводит его с ума. Рик приходит в себя только один раз, и перед тем как снова потерять сознание, хрипло смеется и почти беззвучно шевелит губами. «Даже умереть нормально не могу».

Дэрил шепчет ему на ухо, хоть тот и не слышит: «Все, что сделано, прошло. Забыто. Кем бы ты ни был». Если бы Дэрил мог продать свою душу, он бы это сделал, не задумываясь, пошел бы с радостью на любую сделку, которая спасла бы Рика.

Рик в бреду зовет его незнакомыми именами, но смотрит при этом только на него, видит именно его, и Дэрил ради этого становится водой. Огнем. Железом. Принимает эти имена. Чувствует себя собой более, чем когда-либо.

Дэрил бережно отирает испарину со лба Рика и отходит только ради того, чтобы согреть воду или сменить повязки.

Рик мечется на разбросанных шкурах, от его плавных движений не осталось и следа. Он судорожно комкает мех в руках, стонет и затихает только когда Дэрил прижимает его к себе, достаточно сильно, чтобы тот не замерз, но очень бережно, так, чтобы не потревожить раны.

Дэрил не позволяет себе спать, ему кажется — стоит только закрыть глаза, и Рик в ту же секунду перестанет дышать.

Когда же веки смыкаются сами по себе, приходят Тени. Выползают из щелей, спускаются с потолка. Даже тень от сшитых шкур, лежавшая до этого на полу, такая привычная и неопасная, подбирается ближе, тянется к Рику. Дэрил пытается заслонить его, но чувствует, как тепло тела рядом ускользает и сменяется холодом.

Мари смеется и целует мерзлую землю.

И тогда он разжигает у входа костер — достаточно высокий, чтобы спалить в нем всех воронов, кружащих над ними, достаточно большой, чтобы прогнать всех волков, достаточно яркий, чтобы обратить в прах и пепел все Тени.

«Мое» — он говорит, и «мое» — он приказывает. И Тени расступаются перед ним.

---

зашёл в чат - протащился
я даже мультик ради этого пересмотрел
ав
авввввввв

@темы: фендомы, арт, БЕЗУМИЕ И ВАКХАНАЛИИ, Личная Трикстерская

---

пампам, время фикбука и метрища
пока искал один фик нашёл у себя в закромах другой
тот фик так и не нашёл
лол

@темы: Личная Трикстерская

---

во имя сотоны

30.03.2014 в 18:29

Пишет  Un_Balanced:

Моя оценка этому пилоту - 666 из 10.

---

Как ярый любитель Перси я очень, очень вам это рекомендую

09.03.2014 в 00:25

Пишет  WTF HPRarePairings 2014:

WTF HPRarePairings 2014: Внеконкурс. Рейтинг R - NC-21. Миди

Скачать все внеконкурсные тексты Название: Первый настоящий Автор: WTF HPRarePairings 2014 Бета: анонимный доброжелатель Размер: миди, ~4500 слов Пейринг/Персонажи: Невилл Лонгботтом/Перси Уизли, Рон Уизли/Гермиона Грейнджер, Джордж Уизли Категория: слэш, гет Жанр: романс, ангст Рейтинг: R Предупреждения: АУ, ООС Краткое содержание: Как-то раз Невиллу понадобилось заглянуть в Министерство Магии по личному вопросу. Размещение: запрещено без разрешения автора Невилл всей душой ненавидел присутственные места, и возглавляло его личный список ненависти — всегда и неизменно — Министерство Магии. За два года, прошедшие со дня окончания школы, он научился вести занятия, поддерживать дисциплину в классе и даже ругаться с поставщиками, которые так и норовили подсунуть слишком молодому преподавателю некачественные семена или саженцы. Научился отшивать журналистов и отказываться от приглашений на очередное мероприятие в честь победы над Волдемортом. Но любой визит в Министерство Магии по-прежнему повергал его в пучину отчаяния. Он кое-как справлялся с делами, которые не касались его самого: тогда он был почти безымянным представителем Хогвартса или даже действительным членом Британского общества гербологии. Но иногда он приходил туда просто как Невилл Лонгботтом — каждый раз дотянув до последнего. Невилл брел по коридору, держа перед собой, как щит, увесистую папку с бумагами, погрузившись в невеселые размышления, и не сразу заметил, что его окликают. — Эй! Нев, ты чего на ходу спишь? Перед ним, улыбаясь во весь рот, стоял Рон Уизли. Невилл не мог не улыбнуться в ответ: смотреть на Рона ему очень нравилось. И не только потому, что тот, как и следовало ожидать, повзрослел и раздался в плечах. Невилл отлично помнил, как на одной из послепобедных пьянок — они вообще тогда пили очень много — Рон вдруг объявил, что отныне намерен, несмотря ни на что, жить счастливо, а для этого нужно, чтобы счастливы были и все вокруг. Над ним посмеялись, похлопали по плечу, налили еще по одной. А через неделю узнали, что Рон отказался от комнаты на Гриммо и вернулся к родителям в Нору. Еще через неделю — что забрал заявление из Аврората, которым раньше бредил, и неизвестно как уговорил Джорджа вновь открыть магазин. Еще через неделю он попытался сделать Гермионе предложение, но в этом, увы, не преуспел. Их сокурсники — и сам Невилл тоже — заканчивали школу, шли учиться дальше или делали карьеру, переезжали, влюблялись и расставались, справлялись, как могли, с последствиями войны. А Рон каждое утро шел в магазин, каждый вечер ужинал с родителями, каждую субботу играл с Гарри в квиддич и каждые два месяца делал Гермионе предложение. И, судя по всему, был полностью доволен жизнью. По крайней мере, даже сейчас, в пыльном министерском коридоре, он выглядел так, будто не встал только что из-за стола, заваленного бумагами, а приехал из отпуска: взлохмаченные волосы, наполовину расстегнутая мантия с подвернутыми рукавами, белая рубашка с открытым воротом и широкая улыбка. Словом, смотреть на Рона было приятно. Иногда по утрам в душе Невилл представлял его — рыжую шевелюру, синие глаза, большие руки, — и получалось неплохо. Но о большем не думал, отчетливо понимая, что дело безнадежное. — Тоже хочешь спать спокойно? — спросил Рон, указывая на папку. Только сейчас Невилл заметил, что у него под мышкой торчит точно такая же. — Они там, в отделе налогов и сборов, совсем озверели, третий раз декларацию переписываю! Он потянул Невилла за рукав, но тот помотал головой почти с сожалением. — Нет, я не туда. Понимаешь, — он помялся: грузить других своими проблемами не хотелось, — я насчет завещания. Ходил уже, но тоже без толку. Рон отступил на шаг и улыбнулся еще шире: — Тогда перед тобой Рональд Уизли, посланник судьбы! Угадай, кто сейчас работает в отделе регистрации и учета? Наш Перси! Вот уже две недели! — Перси? — пробормотал Невилл. — Правда? Перси Уизли загремел в Сент-Мунго с нервным срывом почти сразу же после победы и пролежал там довольно долго. Чем он занимался после этого, Невилл понятия не имел. Рон кивнул: — Обычно-то он сидит в архиве, но сейчас заменяет кого-то, так что, считай, нам повезло. По правде говоря, Невилл представлял себе Перси не слишком хорошо: помнил строгого старосту в Хогвартсе лет десять назад — и только. Но в любом случае Перси Уизли не мог оказаться хуже мисс Хэнсфорд, на редкость сварливой пожилой леди, с которой ему пришлось иметь дело в прошлый раз. Рон хозяйским жестом распахнул дверь в кабинет, приглашающе взмахнул рукой. Пришлось входить первым. — Добрый день! Человек за столом снял очки, привычным жестом потер переносицу, водрузил их обратно и взглянул на Невилла. Глаза у него были не голубые, как у всех Уизли, а темно-серые, вокруг рта и на лбу — ранние морщины. — Добрый, — ответил он тихо, и тут в комнату ворвался Рон. — Рональд? У меня посетитель. — Так мы вместе! — радостно закивал Рон. — Это Невилл Лонгботтом — помнишь его? В прошлый раз у него здесь были проблемы, но ты ведь поможешь? — Разумеется. Невилл на секунду перевел взгляд с Перси на Рона и едва не ахнул вслух: фирменной улыбки не было и в помине, словно в обществе брата можно было не притворяться… Притворяться? «Показалось, — подумал Невилл, — это же Рон», — и тот, точно услышав, подмигнул ему. — Все, теперь ты в надежных руках. Пойду! Кивнул Перси и вышел. — Итак, мистер Лонгботтом, — проговорил Перси. — Что у вас? — Вот. Невилл протянул бумаги. В последние несколько месяцев перед смертью бабушку настиг «беличий синдром» — по крайней мере, так называла его профессор МакГонагалл. Каждое бабушкино утро начиналось с судорожных поисков завещания, невесть куда спрятанного вечером. Иногда она искала не свое завещание, а мамино или папино, или свидетельство о собственности на дом, или еще какую-нибудь бумагу, забывая, что все они, кроме одной, хранились в фамильном сейфе в Гринготтс. Так что, когда все кончилось, Невиллу пришлось перерыть все сверху донизу. Найти-то он нашел, но гоблины в банке просто вернули ему свиток, не говоря ни слова, а мерзкая мисс Хенсфорд, к которой он обратился за разъяснениями, покрутила завещание в руках и, фыркнув, швырнула на стол: — Что вы мне принесли? Я таких могу хоть десять штук состряпать! Извольте принести настоящее! Невилл тогда просто встал и вышел и, только вернувшись в Хогвартс, сообразил, что никакого права на подобные жесты не имел. Мерлин с ним с домом, но без сейфа в Гринготтс — вернее, без денег, что там хранились, — невозможно было оплачивать ни отдельную палату для мамы и папы, ни усиленное питание, ни массажи. То есть сколько-то он протянул на собственном жалованье, пенсии родителей и остатках премии, что прилагалась к ордену Мерлина… Но теперь все эти источники иссякли — и, в конце концов, не могла же мисс Хенсфорд быть страшнее Нагини или даже профессора Снейпа? Он заставил себя собраться и пойти, так что встречу с Перси вполне можно было считать наградой за смелость. Перси просмотрел бумаги, несколько раз взмахнул палочкой, накладывая какие-то заклятия, и, наконец, поднял глаза на Невилла. — К сожалению, это всего лишь копия завещания. Видите — магической подписи нет. Вам непременно надо найти подлинник. Здесь сказано, что его засвидетельствовал мистер Хоусон, вы пытались обратиться к нему? «Естественно, пытался, — подумал Невилл. — А толку?» И если бы он мог найти подлинник, неужели бы не принес? — Он… мистер Хоусон скончался. Раньше бабушки. — Вы хотите сказать, последнюю волю покойной никто не оглашал? — голос Перси был полон неподдельного изумления. Невилл пожал плечами. Вот уж о чем он не жалел ни минуты. — Понятно, — кивнул Перси. — Я сделаю запрос по поводу его преемника, это займет некоторое время. Если хотите, мистер Лонгботтом, можете подождать здесь. Острым убористым почерком он вывел несколько строк, сложил письмо и подкинул в воздух. — Может быть, пока выпьете чаю? Или кофе? Невилл поспешно закивал — держаться за чашку было куда удобнее, чем сидеть просто так. Чай, принесенный домовым эльфом, оказался по крайней мере горячим. Перси налил и себе, но, кажется, так ни глотка и не выпил. Невилл осторожно его рассматривал, поражаясь, насколько он все-таки не походил на прочих Уизли: открытых, вспыльчивых, громогласных. Он выглядел — да и был, наверно, — настолько образцовым служащим, что Невиллу стало стыдно. Он прокашлялся: — Мистер Уизли. — Да? — Я должен признаться… скорее всего, у преемника мистера Доусона ничего нет. Бабушка… она в последнее время мало кому доверяла, и незнакомый стряпчий… Перси кивнул: — Ваши варианты, в таком случае? Невилл пожал плечами: — Она никуда не выходила, так что, скорее всего, завещание где-то в доме. — И вы его не нашли, как я понимаю. Перси поднялся, прошелся по кабинету — длинный и тонкий, как хлыст, в безупречно отглаженной черной мантии. — Насколько я могу судить, время для вас не имеет большого значения. В таком случае вам всего лишь нужно подождать положенные три года и, если не объявится других наследников, получить доступ к сейфам. — Времени у меня нет, — возразил Невилл, чувствуя небывалую легкость оттого, что Перси действительно оказался нормальным. — Это, конечно, странно звучит, и я сам виноват, что протянул, но… Почему-то ужасно захотелось оправдаться, но он вовремя захлопнул рот. Перси уселся обратно, задумчиво побарабанил пальцами по колену. — Ничего странного. Я год не был в Норе. Невилл пораженно уставился на него. Меньше всего он ждал от Перси чего-то настолько личного. Или это из-за Рона? Из-за того, что его Рон привел? — Собственно, у вас даже сейчас остается как минимум две возможности. Во-первых, вы можете взять деньги в долг на три года… — В долг? — тупо переспросил Невилл. На секунду ему показалось, что Перси предлагает занять у него. — В завещании указаны ваши родственники — например, у них. — Нет! — выкрикнул он, не сдержавшись. Не хватало еще просить у дяди Элджи и тети Энид! Они бы, конечно, дали, но в уплату ели бы его поедом еще Мерлин знает сколько лет! — Нет так нет, — спокойно сказал Перси. — В таком случае можете обратиться в банк за кредитом. Гоблины вам не откажут, а найти поручителей нетрудно, например… — Вы? И глазам не поверил: Перси покраснел. Тоже не так, как другие Уизли — ярко и бурно, — щеки окрасились слабым румянцем, а ресницы дрогнули и опустились. — Почел бы за честь, — выговорил он глухо, — но моя репутация и средства, увы… — И, предупреждая возражения, закончил: — Я имел в виду Гарри или Рона. — Рона? Невилл уже готов был проклясть себя за эти непрерывные вопросы — ну точь-в-точь как первокурсник перед старостой. — А вторая возможность? — Как вы понимаете, ваш случай… мягко говоря, не единственный, а чары Магической подписи достаточно специфичны. Существует заклинание, которое позволяет их обнаружить… — Но? — осторожно спросил Невилл. — В принципе, никаких но. Вы пишете заявление, мы вызываем специалиста. Полагаю, месяц или два вы подождете? Он что-то недоговаривал. Невилл в таких вещах разбирался с трудом, но Перси будто подталкивал его к какой-то мысли или вопросу. Стоп, кажется, их брат как раз этим и занимался? — Ваш брат, Билл, — повторил он вслух. — Это он — специалист? Перси моргнул, помялся и сказал: — Он… да, он лучший. Месяц или два — это о нем. Но я хотел предложить… свою кандидатуру. — И, поймав взгляд Невилла, добавил: — Тогда не нужно будет ждать. Но вы вправе отказаться, конечно. Он опять вскочил, отошел к столу и застыл, напряженно выпрямившись. Мерлин, вот оно что! — Я согласен! — громко сказал Невилл. — Дело в том, — начал Перси, — что я прошел курс обучения и получил сертификат, но практически… Вы будете моим первым, — он упорно смотрел в пол, — моим первым настоящим клиентом. При слове «моим» рот у Невилла начал непроизвольно открываться, чтобы на слове «клиентом» захлопнуться почти со стуком. Щекам стало жарко. До чего же он дошел — в самых обычных словах слышит невесть что! Надо, конечно… Он резко встал — так что Перси даже дернулся — и повторил: — Я согласен. Я уверен, что вы… вполне компетентны. Перси снова моргнул: — Когда я смогу приступить? — Да хоть сегодня! — почти выкрикнул Невилл, желая во что бы то ни стало избавиться от душной, стыдной неловкости. — Тогда сегодня, в восемь вечера. — Дом Лонгботтомов, — пробормотал Невилл. — Я открою камин. Он выскочил за дверь и бессильно привалился к холодной стене. Что это было? Что с ним происходит? И вдруг испуганно охнул, представив себе только что упомянутый дом Лонгботтомов, пустой и заброшенный вот уже полгода. Да еще бабушкина спальня, и кабинет, и гостиная — там же до сих пор все вверх дном! И… и бабушка в гробу перевернется или, скорее, превратится в призрак и будет его преследовать до скончания века, если он, теперь уже глава дома Лонгботтомов, не примет гостя как подобает. И не просто гостя — человека, который предложил ему помощь, и служащего Министерства, и представителя одного из Священных Двадцати Восьми семейств! Невилл отлепился от стены и припустил бегом. Три часа спустя, весь в пыли и в поту, он принимал последний заказ из службы доставки, к счастью, успев вовремя сообразить, что заказывать нужно готовые блюда. Ни скатертей, ни сервиза бабушка не прятала — чтобы найти их, хватило простого Accio. Он разложил приборы, поставил серебряные подсвечники, кинулся в душ и уже там, старательно намыливаясь, вдруг понял, что все это время готовился вовсе не к деловому визиту. Куда больше это походило на подготовку к свиданию. «Вы будете моим первым…» — произнес в голове тихий голос, но Невилл был начеку: включил ледяную воду, чтобы остыть. Не хватало ему только влюбиться! Эту слабость он за собой отлично знал. Собственно, он влюблялся всегда, сколько себя помнил: издали, на расстоянии, без малейших мыслей не то что о взаимности — даже о разговоре с предметом чувств. Да о какой взаимности могла идти речь, когда на третьем курсе он влюбился в профессора Люпина! Или на пятом — в Гарри! И еще немного в Джинни, и в Луну, и в Ли Джордана... Он вытерся, посмотрел на извлеченную из шкафа новую мантию и убрал ее обратно. Хватит и старой, домашней. Время еще оставалось. Невилл не торопясь причесывался и вспоминал: его первый, практически настоящий первый раз случился на злосчастном седьмом курсе, когда они с Шеймусом остались вдвоем в гриффиндорской спальне. Шеймус так беспокоился и изводился из-за Дина, а сам Невилл — и из-за Дина, и из-за Гарри, и из-за всех остальных, что самым верным и естественным оказалось помочь друг другу, утешить, заставить хоть ненадолго позабыть, что творится в Хогвартсе и в мире. Они даже спали вместе — в смысле, именно спали, — то у Невилла, то у Шеймуса в кровати, а три пустые стояли с задернутыми алыми пологами, как часовые. Оба прекрасно понимали, что происходит, но тогда каждая малость помогала им выжить: и мимолетный кивок, и вовремя поданный стакан воды, и внезапно вырвавшийся смешок — когда кто-то, так сказать, в процессе не мог лечь на спину, исполосованную днем и не слишком умело залеченную вечером. Уже после победы Шеймус было сунулся к нему извиняться. Невилл сначала попробовал объяснить по-хорошему, что не обижен, а когда Шеймус не понял — послал его по-ирландски, благо научился за год. Шеймус проникся, отстал, и они тогда прилично напились. На восьмом году Невилл разрывался между школой, госпиталем и домом; бабушка как-то внезапно и стремительно начала сдавать и все время заводила разговор о женитьбе, продолжении рода и невесте из хорошей семьи. Все-таки он привык ее слушать, хотя давно уже считал себя самостоятельным — и сам не заметил, как вдруг влюбился в Ханну. Или убедил себя, что влюбился. Но бабушка была довольна и принимала их с Ханной, пока окончательно не слегла и не начала заговариваться. Тут уже стало не до того; а когда все кончилось и тело Августы Кальпурнии Лонгботтом упокоилось в семейном склепе, все его чувства к Ханне как отрезало. Они встретились еще раз или два, но было ясно, что ничего не выйдет. Он в последний раз провел гребнем по волосам, взглянул на часы: без четверти восемь. Может, стоило убрать подсвечники? Невилл посмотрел на стол, сервированный по всем правилам, и решил — пусть остаются, и будь что будет. Он не сомневался, что Перси появится вовремя. Ровно в восемь пламя в камине полыхнуло зеленым. Сам Невилл вечно спотыкался, выходя, но Перси шагнул на ковер в гостиной совершенно спокойно — и оторопело уставился куда-то мимо него. Невилл оглянулся: ну, конечно, накрытый стол! Он нервно сглотнул. Надо было что-то сказать. «Невилл, правила!» — укоризненный бабушкин голос прозвучал словно наяву. Правила. Да. — Я, Невилл Фрэнсис Лонгботтом, приветствую вас в доме Лонгботтомов. Входите и будьте гостем. Перси как будто сразу успокоился: — Я, Персиваль Игнациус Уизли, счастлив быть гостем в доме Лонгботтомов. Благодарю. — Позвольте разделить с вами ужин, мистер Уизли. Перси еще раз взглянул на накрытый стол — лицо его не выражало ровно ничего — и покачал головой. — Я предпочел бы сначала приступить к делу. — Извольте. Вам что-нибудь потребуется? Перси огляделся. — Как вам кажется, где, с большей вероятностью, может быть спрятано завещание? Можно начать и отсюда, но я бы предпочел находиться ближе… — Прошу. Они вошли в спальню. Бабушка, несмотря на ее несгибаемость, любила уют, мягкие пушистые покрывала, фарфоровые статуэтки, пылящиеся на полках. Кровать до сих пор была покрыта бледно-желтым пледом, на полу лежал толстый ковер чуть более светлого оттенка. Невилл обвел все взглядом и тихо выдохнул: кажется, никаких следов разгрома, который он же и учинил, не осталось. — Что-нибудь еще? Перси кивнул. — Вам лучше присутствовать — как главе дома. — Конечно. Заклятье и вправду оказалось сложным и длинным. Перси читал его, старательно выписывая палочкой узоры, и Невилл чувствовал, как воздух вибрирует от чар: дом не хотел открывать свои тайны чужаку. Перси дышал все тяжелее, по виску у него сбежала капля пота, потом еще одна, он в последний раз взмахнул палочкой и замер. Легкое сероватое сияние окутало комнату. — Здесь нет, — выговорил Перси, переводя дух. — А это? — Ваш дом. Он ведь защищен? Я… пока еще не могу охватить все сразу, придется по одной комнате… Куда теперь?.. — В кабинет. В кабинете ничего не менялось вот уже пятнадцать лет, с дедушкиной смерти: темное дерево пола и стен, книжные полки до потолка, зачарованный глобус, на котором были отмечены магические поселения всего мира — на ночной стороне в них светились огоньки. Кожаные кресла и рядом блестящие медные пепельницы на высоких ножках. Коллекция маггловских моделей парусников — Невилл помнил, как дедушка заколдовывал их, и они устраивали морские сражения в садовом пруду. Перси застыл на пороге. — Идеально, — выдохнул он. — Что? — Идеальная комната. Она представлялась мне именно такой. — Он тряхнул головой, приходя в себя. — Прошу прощенья. Невилл ошеломленно кивнул. На этот раз заклятье далось Перси гораздо труднее. Слова он выговаривал все так же четко и размеренно, но куда тише, чем в спальне, и медленно, будто налившись тяжестью, в руках его двигалась палочка. Вдруг он дрогнул, покачнулся — Невилл машинально шагнул вперед и подхватил, подставляя плечо, и тут же сообразил, что лучше поддерживать со спины, чтобы не мешать. Перси вздохнул, оперся на него и продолжал говорить. Невилл сначала подумал, что он просто устал, и только сейчас ощутил: чары дома здесь, в кабинете, были намного сильнее, старше, враждебнее. Они клубились вокруг, касались его и, должно быть, признав своего, отступали. Но Перси — Перси был беззащитен. Невилл шагнул ближе, притягивая его к себе, охватывая обеими руками. Снова услышал вздох, а вскоре после него — последние слова заклинания. Комната так же сияла серым, и лишь по стене, как черная прядь в седых волосах, шла темная линия. Уходила под колдографию, на которой улыбались друг другу молодые Харфанг Лонгботтом и Августа Фоули: уже жених и невеста, еще не муж и жена. — Оно? — спросил Невилл шепотом, не отнимая рук, но честно собираясь отпустить Перси сейчас же, как тот захочет. Но Перси не двигался. Застыл, не шевелясь и, кажется, даже не дыша, а потом осторожно выговорил: — Если других документов с магической подписью в доме нет, то оно. — Наверно, надо взглянуть? — Да. Перси повернул голову — совсем немного, на четверть дюйма: Невилл теперь мог шептать ему прямо в ухо, а если податься вперед, то и прикоснуться, провести… Перси выдохнул, слабо и рвано; Невилл, уже едва соображая, прихватил губами мочку, скользнул ниже, разворачивая к себе лицом, наконец-то заглядывая в глаза. Что-то упало, покатилось у них под ногами, и Перси, высвободив руки, обнял его в ответ. Магия все еще покалывала спину, кружила, уже не угрожая, но не позволяя отодвинуться, подталкивая их друг к другу. Невилл слышал, как Перси дышит рядом, мелко и часто хватая воздух приоткрытым ртом, и потянулся губами к губам. Перси выгнулся, поднял руки, запустил ему в волосы. Он был ниже на дюйм или два — точно как надо. Невилл обхватил его одной рукой, другой осторожно погладил по щеке. Перси задрожал, прижался теснее. Дальше терпеть было невозможно; Невилл попятился и упал в кресло, уронив Перси на себя. Сразу стало лучше: они целовались медленно, тяжело дыша, не открывая глаз, и вдруг Перси отыскал его руку и потянул вниз. Невилла затрясло. Как во сне, он провел пальцами по застежке брюк и легко сдавил. Перси подался вперед, коротко выдохнул. Невилл не мог оторваться, водил вверх и вниз и, замирая, слушал, как Перси всхлипывает и стонет у него в руках, и терся об него все сильнее, пока не почувствовал, как холодные пальцы касаются его, обхватывают, стискивают. Он дернул Перси за волосы, запрокидывая голову, открывая белое горло с золотыми пятнами веснушек, впился в него, губами почувствовал стон — и застонал в ответ, кончая в сжимающую его ладонь. Перси ахнул и тоже забился; Невилл едва успел нырнуть рукой ему под ремень и провести по всей длине. Было слишком хорошо, даже мокрые брюки не мешали. Невилл снова лизнул шею, добрался до подбородка, до губ. Перси был совсем легкий. Он все еще не мог отдышаться, и Невилл поймал себя на том, что гладит его по спине, будто успокаивает. — Магия, — вдруг услышал он. — Что? — Это магия. Ты не мог… Он так удивился, что открыл глаза: — Чего не мог? — Сделать это со мной. Захотеть… Невилл ушам не верил: — А почему же я, по-твоему?.. — Магия, магия дома. Если бы ты не коснулся меня… То есть если бы не подошел… Невилл провел губами по виску, щеке, подбородку, тихо дунул в ухо — Перси охнул. — Ты бы упал. И мы бы ничего не нашли, а сейчас… — Нашли, — Перси вдруг рванулся, — у меня получилось! — Конечно, получилось. Пойдем посмотрим? Вставать из кресла не хотелось, но он заставил себя подняться, отыскать палочку, почиститься. Сероватое сияние почти угасло, но темная полоса была еще видна. Невилл осторожно снял колдографию — бабушка и дедушка заулыбались и замахали ему руками. За ней не было ни сейфа, ни хранилища: должно быть, бабушка просто приклеила свиток с обратной стороны, но клеящие чары оказались неизвестными и на редкость прочными. Они безуспешно попробовали снять их, пока Невилл не махнул рукой: — Успеется. Перси все-таки произнес заклятье и удовлетворенно кивнул: — Подлинник. Он был такой же, как раньше, застегнутый на все пуговицы, но у Невилла перед глазами стояли золотые ресницы, закушенная нижняя губа, капельки пота на висках… — Ужин? — Что? — У нас там ужин, помнишь? И тут Невилл тоже кое-что вспомнил: он ведь так и не спросил Перси о — как это называется? — гонораре, вознаграждении? И каким образом, Мерлина ради, сейчас об этом спрашивать? После… после всего? Чтобы не обидеть его, не спугнуть? Не просить же, чтобы прислал счет? По правде говоря, Невилл вообще не желал, чтобы Перси уходил. Ему даже есть расхотелось. Хорошо еще, правила и манеры бабушка вбила в него на совесть. Он разлил вино, передал Перси блюдо с мясным пирогом и хотел уже сказать тост, но Перси внезапно заговорил первым: — За гостеприимный дом Лонгботтомов и его главу. Невилл выпил, едва не подавившись, и наконец осмелился посмотреть Перси в глаза. Тот был какой-то странный: неужели все-таки обиделся? Или не понравилось? К концу ужина Невилл весь измучился, извелся и почти уже решил спросить напрямую, когда Перси вдруг встал: — Благодарю за ужин, мне пора. — Как? — почти выкрикнул Невилл. — Как пора? — Поскольку мое присутствие вас очевидно тяготит, я… — Ты с ума сошел? — спросил Невилл шепотом. — Ничего меня не тяготит! Кроме… Перси кивнул. — Уверяю вас, никаких претензий с моей стороны… — Перси! Невилл рванулся к нему, уронив стул, Перси шарахнулся, и вдруг прямо перед ним будто из воздуха возник серебристый полупрозрачный лис-Патронус. — Перси, драккла тебе в задницу! Скорее, Рону плохо! Здесь, в магазине! Перси все-таки рухнул на пол. Невилл схватил его за руку, поднял на ноги. — Там есть камин? — Да, — пробормотал Перси, срываясь с места. — Джордж! Это Джордж! — Адрес? — Магазин волшебных вредилок! В помещении, куда они вывалились, было полутемно — свет пробивался из-за двери в углу. Перси дико взглянул на Невилла: — Туда! Джордж стоял на коленях посреди комнаты. Перед ним на полу, изогнувшись немыслимым образом, лежал Рон. — Что с ним? — Я, — заговорил Джордж, — это я, болван! Он всхлипнул, и до Невилла донесся отчетливый запах огневиски. — Что ты с ним сделал? — с ужасом спросил Перси. — Ты вызвал целителей? — Petrificus. Не надо целителей, — пробормотал Джордж, обдавая всех перегаром. — Не надо, я сам, вы его подержите только… И не дав никому опомниться, взмахнул палочкой: — Finite Incantatem! Рон распластался на полу и вдруг выгнулся снова, упираясь затылком, сжимая кулаки, и заорал: — Нет! Его подбросило, сложило пополам, поволокло в сторону. — Somnius! — выкрикнул Невилл. Рон вытянулся, расслабился, что-то простонал. — Что ты сделал, идиот? — Перси тряс Джорджа за грудки. — Антипохмельное есть? Джордж мотал головой, мычал что-то невнятное. — Сейчас, — Невилл вскочил, — сейчас принесу. — Я, — сказал Перси. — Быстрее найду. Он был прав; Невилл прислонил Джорджа к стене и приготовился ждать. — Не хотел, — вдруг пробубнил Джордж. — Зелье, чтобы вспоминать самое важное… Не знали, что так. — Зелье? — спросил Невилл. — Рон его выпил? — Я… — Джордж прикрыл лицо руками, пьяно всхлипнул, — я ему дал, сказал, что вода… Хотел посмотреть — помнишь, мы раньше испытывали… Рон перекатился на бок, застонал, ловя в воздухе что-то невидимое. — Патронус, — бормотал Джордж. — Патронус получился — как?.. Перси ворвался в комнату, схватил Джорджа за подбородок, влил зелье. — Противоядие! — быстро сказал Невилл. — Он напоил его зельем, нужно противоядие! — Есть? — зарычал Перси. — Не… не сделали еще. — Джордж тряс головой. Невилл отлично помнил, как действует антипохмельное, но облегчать страдания не собирался. — Я не знал! Я… прошлые разы нормально было. — Это же зелье? — Другие. Джордж наконец-то пришел в себя. — Зелье памяти, — повторил он. — Чтобы вспоминать самое важное. — Зачем? — растерянно проговорил Невилл. — Зачем это зелье — есть же думосбор? — Ты кого хотел вспомнить? Фреда? — спросил Перси. Джордж кивнул. — То, что важнее всего. Чтобы он… чтобы он пришел, как раньше… В думосборе нельзя… Перси поднялся, резко взмахнул палочкой: — Expecto Patronum! Серебряная куница чуть заметно заколыхалась перед ними. — Гермионе Грейнджер. Срочно, Рон в опасности! Магазин вредилок! Патронус исчез. — Зачем Гермиона? — спросил Невилл. — Она для Рона — самое важное, — сказал Перси. — Он… говорил, что не надеется больше, только не показывал вида. — Он кивнул на Джорджа. — У них с Фредом никогда ничего плохого не было, а у Рона… по-разному. Думаю, он сейчас там, с ней. Там, где… — он повернулся к Невиллу, взглянул в глаза: — Там, где ошибался. Рон подтянул колени к животу, свернулся в клубок, замотал головой. — Не придет, — обреченно проговорил Перси. Невилл не удержался — подошел ближе и обнял его. — Придет. Вот увидишь! Гермиона не пришла — ворвалась в комнату: — Какого черта, Рональд Уизли! Что ты опять выкинул?! — Гермиона! — заорал Невилл. — Sonorus убери! Он не слышит! Она ткнула палочкой. — Почему? Что здесь происходит? — Поговори с ним, пожалуйста! Я сейчас сниму Somnius, а ты просто поговори, хорошо? Мы потом объясним. Через четверть часа они все еще сидели на полу: Рон в обнимку с Гермионой, Невилл и Перси — и нахохленный Джордж в углу. — Значит, хотел, чтобы Фред пришел, как живой? — Гермиона до сих пор не могла успокоиться. — А потом решил проверить и подлил зелье Рону? — Да ладно, — Рон махнул рукой. — Нормально же все. — А ты о чем думаешь? Сначала похоронил себя здесь, потом чуть не погиб! И что… что ты видел? Рон повернулся к ней, бережно провел по спутанным волосам: — Как я уходил. И Малфой-мэнор, — он вдруг усмехнулся. — И как предложение делал на прошлой неделе. Гермиона вскочила, дернула его за руку: — Пошли! — Куда это? — В госпиталь, а потом… — Не хочу в госпиталь, — ворчал Рон, послушно поднимаясь и выходя вслед за Гермионой из комнаты. — Нафига мне госпиталь, все у меня в порядке… Невилл взглянул на Перси. Тот поймал его взгляд, кивнул: — Мы с Джорджем в Нору. — А потом? — спросил Невилл отчаянно. — Ты… ты придешь? Перси покачал головой: — Думаю, нет необходимости. — Есть, — пробормотал Невилл и все-таки решился: — Я просто не знал, как спросить… про… про оплату, понимаешь? Это же твоя работа, но… как?! Чтобы ты не подумал, что я… Перси вытаращился на него. Джордж тоже, но на Джорджа Невиллу сейчас было наплевать. — Мерлин великий, — наконец выдавил Перси. — Оплату? Невилл обреченно повесил голову. — Хорошо, — вдруг сказал Перси совсем другим голосом. — Оплата... Что ж, думаю, нам все-таки стоит обсудить, каким именно образом… Невилл замер, не веря ушам. — Да! Сегодня же! — выпалил он. — Поскольку я твой первый настоящий клиент, желаю… чтобы сегодня же! Перси смотрел на него не отрываясь. Потом кивнул, подхватил Джорджа — тот до последнего оглядывался на Невилла, ошеломленно хлопая глазами, — и поволок его к камину. — Невилл, — уже захватив горсть порошка, взмолился Джордж, — что это было? Ты с ним... Это же Перси! Он... — Он? — Невилл коротко взглянул на Перси и снова повернулся к Джорджу: — Ты же слышал — первый и настоящий.

Все посты выкладки

Открыть все MORE

@темы: фендомы

---

во плоти

как я люблю этот сериал
гспдбж
эталон драммы



он просто жил с ним в одном городе
рос с ним
любил его
а потом его забрали в армию и он пропал там без вести
тебе сказали, что его больше нет
и ты порезал себе вены потому, что зачем дальше?
а потом ты умер
и воскрес
и стал нормальным через некоторое время
но тебе всё равно снятся моменты, когда ты ешь людей
а потом он вернулся
таким же, как и ты
и ты только обрёл его вновь, сложно, скрываясь
как его убивают опять. опять. опять. на твоих глазах и теперь точно
конец
навсегда
господи, рик, сколько в тебе страданий
как тебе больно
ты вернулся в семью, которая боится тебя
в город, в котором таких, как ты - убивают выстрелом в голову



а ещё ты красивый, Рик
очень, очень красивый когда мёртвый

@темы: фендомы, ОТР, Личная Трикстерская, слеш

---

пурррр, люблю этот пейринг в эпике С:

@темы: арт, слеш

---

очень заебался



но ничё, прарвёмся С:
в печатке делаю определённые успехи (22 тысячи слов и ВОТ НАКОНЕЦ ВТОРОЙ ДЕНЬ В ФИКЕ ЗАКОНЧИЛСЯ НАЧАЛСЯ ТРЕТИЙ ГОСПОДИ) (нет серьёзно у меня с этим проблемы какието уже х))
а вот по поводу ролёвки я серьёзно беспокоюсь
пока сидел на объяснении набил себе шышку размером с арктику от ментальных фейспалмов

- слизерин самый крутой
говорила она мне
- там такие балы и нужно вальсировать да
говорила она мне
- две гостинных да
говорила она мне
- вести себя нужно свегно но слайзы одна большая семья
говорила она мне
- ОХОХО АХАХА
думал я всё это время

как
можно
страдать
такой
поеботой господи нет я люблю это всё организовывать но божеж ты мой яебал нет серьёзно прятать палочку в рукав правила поведения дамам на бале 18 века ШТА

надеюсь я вролюсь
утром буду стоять на кассе в карлс-джуниоре
вечером сидеть на парах в универе
ночью дневалить в киде
и где-то в промежутки между этим УЧИТЬ ЗАКЛИНАНИЯ ДЛЯ МЛАДШЕГО КУРСА ХОГВАРТСА НАПРИМЕР
а хуле нет то?
зато я придумал вот для себя персонажа да. с лордом пока не согласовал но я буду бабой, первый курс, не чистокровной, и фамилия у меня будет Грейбек. Хо. И смотрите - старший брат у меня какраз будет Фенрир, я - отбитая молчаливая девочка, которая помешана на оборотнях, так как пытается помочь брату которому эээээээээээээээ ну от 20 до 30 лет карочи. И колдомедицина тут да.
Короче я после корпоратива не пытайтесь понять мои посты я опять вылакал 2 кружки вишнёвого пива и 6 грёбанных алкогольных коктейлей и меняб хоть проняло! Но неееееет, я трезв и уныл пампампаааам

@темы: Личная Трикстерская

---

наслушался дохуя ЦЕННОЙ ИНФЫ
про слизерин
интресно пока не стало лололо
хочу быть игротехом
я слишком взрослый для этого

@темы: Личная Трикстерская

---

да кстати

мамка тут решила помериться со своим сыном письменными хуйцами
в общем
го
*коварно угорает*

25.03.2014 в 23:17

Пишет  Юный Касталиец:

Помутнение.
А-ха-ха. Кто ебанулся? Я ЕБАНУЛСЯ.
Мамаша вошла в раж - решила помериться с сыном КОЛИЧЕСТВОМ СТРАНИЦ НА ФИКБУКЕ
Самое трагичное в моей истории то, что меня за язык никто не тянул, никто не заставлял спорить. Сына просто сказал : ну ок.
НУ ОК, БЛЯДЬ. У человека 800+ страниц. У меня - вот так вот всё обстоит пока что:


К концу августа всеми правдами и неправдами у меня должно быть страниц больше чем у сыны. НО ВОТ ТОЛЬКО СЫНА, СУКА, ПРОДОЛЖИТ ПИСАТЬ. Неудержимо...
ТАКИЕ ПИРОГИ.

Локи, нахуя? А ВОТ НЕ ИСПОВЕДИМЫ.

@темы: Личная Трикстерская, ТЯЖЁЛЫЕ НАРКОТИКИ

---

о - обожаю

нет, серьёзно
я обожаю своё макси
сложности аппарации от Гарри Поттера презент:

Следующие три часа Гарри махал руками и матерился.

@темы: Личная Трикстерская

---

да и ребят
я всем отвечу на комменты у себя/у вас скоро
у меня с этим стабильно проблемы так как читаю с телефона а потом забываю дома ответить .__.

---

гулял я тут по дайричкам
и случайно забрёл в днявочку бывшей
хотел посмотреть артики, так как недавно натыкался через сто сорок пятый паблик у которого в друзьях было их это ээээ толи королевство толи ещё чтото
так воооот
зимой прошлой помню был случай - ктото скинул её арт в чатик команды хранителей, и все такие "фуууу этот автор говно"
а мне тогда арты нравились. Стиль был другой, более простой и красочный, чтоле о__о
теперь с сожалением заметил что арты хоть и стали детальнее, но скатились в какоето унылое гавнище
п - происовка, но не выигрывают они от этого. Все картонные и убогие лол
никогда раньше не видел чтобы автор совершенствовался в минус
я например сейчас вижу что год или два назад писал достаточно убого х) Я и сейчас не бог, но от "парень" и фамилий успешно себя отучил, спасибо битвам
пролистывая днявочку с удивлением наткнулся на посты о себе
вау просто, я стараюсь как можно сильнее огродиться от человека, так как ну неприятно и всё, а он прям шоу по заявкам в мою честь устраивает х)
да и кому будет приятно читать о себе посты типа "ой да мы даже с ней не трахались а она от меня чегото хотела"
ебанат а не человек карочи

@темы: Личная Трикстерская

---

про грёбанных родственников которые приехали и всрали мне весь "отпуск" я пока промолчу
но
я выгнал всех с кухни и довольный иду мыцца, ехехе
соу, макси-который-думаю-всёже-будет-миди сдвинулся таки с мёртвой точки
я напечатал предисловие в тысячу слов и, господи, оно вроде даже нормальное а не пахнет Иерусалимом, хеххех
и не совсем вроде баян
вообще по ПитерПену сейчас пишется достаточно со страданиями, но я спокоен по этому поводу - у меня обычно клюёт к лету, так что скоро меня накроет опять
а пока тащит мне нужно печатать ВСЁ ЭТО ДЕРЬМО
которого, блин, много :С
даже с тем что я почти каждый день выдаю по 1,5 - 2 тыщи слов сейчас у меня СЛИШКОМ МНОГО МАКСИ
ну и ладно, Толстой во мне пока спать не особо хочет

@темы: Личная Трикстерская

---

п - пьянка

такс
нужно не забыть что в ночь с субботы на воскресенье мы бухаем с народом с работы
словно меня отпивать будут х)


а на новой работе кассир, которого я буду называть теперь Портаком (так как у него есть партаки, логично) уже здоровается со мной на кулачках
мурмурмур, хочу скорее на обучение а то в этом месяце я BOMJARA BLЯ
хотя я работаю 2 ночи, но больше 4 штук пятого числа на карту мне не пийдёт ну и ладно пока бабло есть

@темы: Личная Трикстерская

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

ЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫ
ХОЧУ МНОГО ФУТБОЛОК!!!!

25.03.2014 в 00:01

Пишет  Серпентария:

АААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААА