Автор: УТРЕННИЙ КРЮК
Фэндом: OUaT
Персонажи: Питер/Феликс
Рейтинг: G
Жанры: Слэш, Ангст, Драма
Размер: Драббл
Содержание: Очередная смерть Феликса.
Когда я умру я стану ветром
Каждое утро Феликс вплетает в свои безжизненные, блёклые светлые волосы новые птичьи перья. Они словно приближают его на пару шагов ближе к небу. К такому светлому и далёкому, словно глаза Питера. Жестокому, грозовому и жадному до кислорода. Он словно птица с переломанными ногами – он родился с ними, живой и подвижный, но потом Питер взял его хрупкое тело в свои грубые ладони и сломал их, лишив возможности улететь. Но взамен он подарил ему небо в своих глазах и Феликс, который смирился со всем этим уже давно и почти успел забыть об этом, вновь готовился уйти в высь.
На все самые сложные и нереальные свои задания Питер всегда отправлял именно его. Словно в насмешку – Феликс, ведь ты даже по имени – птица, так лети на встречу своей безумной судьбе и сделай всё именно так, как я приказал. Хотя для Феликса приказы Питера были скорее просьбами, чем вынужденными действиями – за десятилетия службы ему он, в отличии от новеньких и ещё не оперившихся новичков прекрасно знал разницу между степенями желаний Питера. Иногда те, кого он посылал по приказам умирали, не отойдя пару шагов от лагеря – Питер уже видел, как они провалят его и вновь оборачивался к костру спиной, ища в тени его. Феликса. И улыбался ему своей безжизненной улыбкой, которая всегда доходила до глаз именно по этой причине, и посылал следом, зная, что он сделает. Выполнит, что бы ему это не стоило, и вернётся назад. Или уже после откроет глаза, вновь сидя у костра, и потом пару недель будет судорожно вздрагивать по ночам, когда вместо снов будет приходить ведение недавней смерти. Очередной. Одной из многих.
В последнее время всё чаще он стал ощущать себя старой птицей. Неповоротливой, высохшей и ненужной, слишком много требующей и как всегда мало получающей в ответ, он жадно пил прикосновения Питера – холодные и именно для него – не вынужденные, и закусывал губу до крови всякий раз, когда Питер улыбался не ему. Феликс страстно хотел вспыхнуть в костре планов Питера, сгореть в нём без остатка и никогда больше не возвращаться. Развеяться пеплом так, чтобы даже всемогущий вечный мальчик не смог собрать его воедино. В то же время это было тем, чего он боялся больше всего на свете. Каждый раз, открывая глаза у костра, заботливо закутанный в ново-старый поношенный плащ с плечь Питера и чувствуя на языке горечь протухшей воды или кислоту крови, он дрожал, впиваясь пальцами в ткань и старался отогнать от себя страх. Ужас, неперекрываемый нечем безмолвный мрак отчаяния человека, который точно знает, что однажды песни дудочки будут звучать не для его ушей. Каждое задание может стать последним – это знание Феликс устало носит на плечах, невольно горбясь.
Ведь среди мальчиков он уже теперь – и самый взрослый тоже. Вначале – самый тихий, самый умный, самый приближенный. Теперь и это. Эти исключения накоплялись между ним с Питером лишком долго, и Феликс надвигает капюшон на глаза плотнее, стараясь вдохнуть больше дымного воздуха в покалывающие лёгкие. Ведь в любую минуту Питер может повернуться ко всем спиной, поднять на него глаза и жестом подозвать к себе, требуя и получая в эту же секунду всё внимание Феликса. Всё, которое он может отдать и на которое вообще способен. И Феликса вновь сладко пленит его залом бровей, мазонёт по животу теплом обманчивая хрупкость запястий, и он с радостью поддастся этой невообразимой магической мощи, из которой состоит Питер. Подчинится ему. Отдавая всего себя, и будет со страхом и неизменным трепетом ожидать нового приговора. Который, возможно, и в этот раз будет последним.
Но, в отличии от мальчишек, которые приходят и уходят, Феликс знает своего господина, своего создателя и убийцу намного лучше их. Возможно, конечно, он видит лишь то, что Питеру удобно, но даже этому он предан до конца. Даже обманчиво-прекрасное небо он не променяет на того, кто столько лет помнил о нём, возвращал и лечил, улыбался и дарил крупицы настоящего внимания. И пусть Феликс до боли в сердце уверен, что Питер не способен чувствовать, он верит лживым словам, которыми Питер усыпляет его самыми неспокойными ночами, лёжа позади и не грея своим теплом. Для него они – прекраснее птичьего пения, волшебнее бега облаков и желаннее чувства принадлежности.
И, закрывая глаза в луже собственной крови, он отсчитывает последние удары своего сердца, посвящая их Питеру. Зная, что оно и так принадлежит ему, и надеясь никогда вновь не открыть глаза у костра. Последней мыслью приходит глухая печаль о том, что, возможно, Питер и не вспомнит о нём больше.
И когда небо вдруг взрывается перед ним миллионом оттенков серого, голубого и чёрного, он плачет, уже ничего не чувствуя, но зная, что глаза Питера на самом деле намного прекраснее чуда перед ним. А потом смаргивает слёзы, понимая, что они от дымного костра поблизости, открывает глаза и вновь попадает уже в своё, нужное и правильное, небо, имя которому Питер Пен.